* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

455 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70 — 80 гг. 456 цесс был первым дебютом. Когда очередь дошла до меня, то смотритель заявил: „Не­ известный малого роста держал себя вы­ зывающе, грубый, невоспитанный и совер­ шенно неграмотный; я заставал его раза два с книгой в руках, но он ее держал вверх ногами". Над этим курьезом това­ рищи по процессу смеялись: „Вот, де, ма­ лой и выгадал: оказался несовершеннолет­ ним и совершенно неграмотным" (см. жур­ нал „Объединение", 5 кн. за 1920 г., стр. 198), Чтобы узнать наши фамилии, жандармы устраивали нам „свидания" с дворниками, швейцарами, лакеями и тому подобными господами, которые могли бы узнать коголибо из нас,—сначала только с киевскими, а затем явились и из Харькова. Этот прием дал свои результаты: из всех нас 14 чело­ век остались не узнанными только трое: я, „Антонов" (Свириденко) и „неизвестный, раненый в голову" (Иванченко). Посоветовавшись с товарищами, я решил открыться, тем более, что фамилии моей одесские жандармы не знали, а киевские и того меньше. На третий день суда я за­ явил, что я такой-то, и это может удосто­ верить мой отец и дядя, которые живуг там-то. Сейчас же телеграфировали, и на 4 или 5 день суда мои родные- приехали и подтвердили, что я такой-то, и что мне около 20 лет. С этого момента я стал Феохари официально, а для товарищей я так и остался „малой". После прочтения окончательного при­ говора и после казни Брантнера, Сви­ риденко и Осинского, меня и „неиз­ вестного", как не привилегированных, заковали в кандалы, обрили полголовы, а ночью всех нас увезли, окруженных каза­ ками и жандармами. Привезли и высадили нас где-то в лесу. На рассвете пришел поезд, остановился: посадили нас в вагон и повезли в Мценскую тюрьму. В Мценске сидеть пришлось недолго. Из Мценска по­ ехали дальше на Н.-Новгород, где нас посадили на баржу. Из Перми — почто­ выми до Красноярска. В Красноярске нас разделили; 5 человек: меня, неизвестного, Дебогория-Мокриевича, Волошенко и Избицкого отправили по этапу при уголовной пар­ тии в 400 чел. Всю дорогу нас неоставляла мысль о побеге. Один из спутников, бро­ дяга,—фамилии его не помню, согласился безвозмездно смениться с кем-либо из нас: он должен был выйти на одном из этапов на поселение. Мы выбрали Владислава Избицкого, как более энергичного и здо­ рового, с тем, чтобы он с воли помог нам всем бежать. Из этого плана ничего не вышло, так как В. ИзбицкиЙ где-то пггиб; были слухи, что его убили и огра­ били. После этой неудачи мы решили сами бежать. На одном из этапов ночью про­ били потолок, вылезли на крышу, и оттуда надо было прыгать на землю. С нами был один уголовный, тоже бродяга, знающий местность. В первой паре были этот са­ мый уголовный и Волошенко. Уголовный, не ожидая нас, пока мы выстроимся на конце крыши, чтобы вместе спрыгнуть, прыгнул один; часовой поднял тревогу в то время, когда мы еще не успели добраться до конца крыши. Нам остался один путь: возвратиться назад. Моментально поднялись шум, беготня, стрельба. Тем временем мы возвратились назад в камеру и расселись на нарах, как ни в чем не бывало. Через некоторое время является конвой с офице­ ром к нам в камеру. Офицер увидел, что мы все налицо, и обрадовался; но, тем не менее, не преминул прэчесть нам нотацию: „Как вам не стыдно, а еще дворяне, бла­ городные люди, а как те крысы полезли в норы". Несмотря на то, что мы были ужасно огорчены и угнетены такой неуда­ чей, мы не могли не расхохотаться. В дальнейшем пути мне и „нгизвестному" два уголовных парня предложили сме­ ниться с ними —мне за 2 руб., а „неизвест­ ному" за 4 р., но ни у меня, ни у него не было ни копейки; мы отдали все свои деньги Избицкому. Таким образом, изза 2 руб. пришлось итти на каторгу. В Ир­ кутске „подзимовали", пока установился зимний путь. Из-за голодухи многие из нас переболели тифом (10 коп. кормовых, а фунт хлеба стоил 7 коп.). Когда пришло время отправки на Кару, то не оказалось восьми человек,—бежали. Побег был заме­ чательный по своему плану и выполнению. Пока нас было мало, мы сидели в одиноч­ ках, но постепенно народ прибывал, и то­ гда нас перевели в две сравнительно боль­ шие камеры: одну из них мы отвели для больных, а другую для здоровых. Из боль­ ничной камеры был сделан подкоп: через капитальную стену к смотрителю тюрьмы в подполье; из подполья был ход наверх в кладовую, а из нее в переднюю, затем к смотрителю во двор и на улицу. После каж­ дого выпуска (через все эти ходы) я, как провожатый, должен был все их позакрывать и дыру заделать. Говорят, первый блин комом, а у меня он вышел последним. Проводив последнюю группу, при пролезании через дыру в капитальной стене я застрял: ни вперед, ни назад не могу; помочь вытянуть некому было. На меня на­ шел ужас: а вдруг я не смогу сам вылезти, и из-за этой чепухи может открыться побег. Я напряг все свои силы, начал извиваться и, в конце концов, мокрый, как мышь, вылез. Так бежали товарищи из тюрьмы, а затем по­ падали опять в тюрьму, так как в Сибири легче выбраться из самой крепкой тюрьмы, чем без посторонней помощи укрыться на воле. Эго обстоятельство погубило много по­ бегов, а значит, и людей. Второй, тоже боль-