* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Понятие бессознательного и его значение у Фрейда (Гунтрам. Кнапп) грез). Часть бессознательных фантазий рассматривается не только как инфантильные желания-фантазии. Сюда относятся представления и образы архаического наследия. Фрейд приводит три основные темы, играющие большую роль в жизни его больных и повторяющиеся у них с редкостным постоянством: «наблюдение за половой жизнью родителей, совращение взрослым и угроза кастрации» (XI, 383). Он воспринимает это как «нечто крайне запутанное», ибо в рассказах на эти темы очень трудно установить, что было в действительности, а что является плодом фантазии больного. Известные факты указывают, однако, что, даже если в самой жизни ничего подобного не происходило (или были лишь намеки), эти темы все равно возникают благодаря воображению. Спрашивается, зачем же нужны такие фантазии и откуда берется для них материал? Почему у совершенно разных людей присутствуют одинаковые фантазии с одинаковым содержанием? Вот какой ответ дает на это Фрейд: «Я полагаю, эти первичные фантазии (я бы назвал их так; похоже, этот термин нравится не только мне) лежат в области филогенеза. В них человек выходит за границы собственного переживания и переживает события глубокой древности. Очень похоже на то, что все рассказываемое нам теперь на сеансах психоанализа в виде фантазий. когда-то произошло на деле в первобытный период человеческой семьи, ребенок же, фантазируя, просто заполняет доисторической истиной пробелы истины индивидуальной» (XI, 386). Здесь Фрейд пытается построенное на онтогенетическом материале понимание бессознательного перенести на коллективную историю человечества, причем примером ему вполне мог служить так называемый основной биогенетический закон 8. Если вытесненные содержания и принципы действия бессознательного объяснять исходя из эпизодов жизни отдельного человека, из биографии индивида, то все, что не умещается в эту отдельную историю жизни, относится к коллективной истории человека. В обоих случаях мы имеем дело со следами воспоминаний и осадками прошлого опыта как чертами особого пути развития. Здесь Фрейду пришлось, разумеется, выйти из области эмпирических наблюдений. Если о развитии и течении жизни отдельного человека можно во многом судить, анализируя больного, то относительно истории человечества эмпирические наблюдения исключены. Поэтому Фрейд пускается в рассуждения, в которых он опирается на учение Дарвина о происхождения видов, на теории этнографа Аткинсона (Atkinson 1903) и теории исследователя древности Уильяма Смита (Smith 1907). Основываясь на феноменах табу и тотемизма у первобытных людей, в своей книге «Тотем и табу» (1912-1913) Фрейд выдвигает гипотезы, повторенные затем в работе «Человек Моисей и монотеистическая религия» (1937-1939), о происхождении совести, чувства вины, этики и религии (см. статью Р. Шледерера в т. II). Данные весьма актуальных для той эпохи этнографических исследований побудили Фрейда изложить теорию о связи табу, навязчиво-невротических запретов и совести. Для этих явлений весьма характерно категорическое неприятие определенных содержаний безо всякой осознанной мотивировки. «Для этого неприятия не нужны иные предлоги, кроме тех, о которых они сами в себе знают» (IX, 85). При совершении или намерении совершить проступок возникают тяжелое чувство вины и угрызения совести. Эти повсеместные феномены Фрейд объясняет поначалу амбивалентностью бессознательного. В бессознательном присутствуют запретные, почти немыслимые желания — скажем, убить родителя, надругаться над покойником, совершить инцест. Табу можно объяснить как (бессознательную) реакцию на эти бессознательные стремления. Если у первобытных это табу принимает форму конкретного запрета определенных действий (подобного индивидуальным запретам при неврозах навязчивых состояний), то совесть проявляется в более отвлеченной форме, вроде «не убий». Выводы, сделанные на материале табу, Фрейд развивает в 281