
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
к л о п шток [313 - 314] клопшток где наряду с «кителями крытых мхом хи жин» осуждаются «обитатели волоченых дворцов», «позор человечества» — «преступ ные монархи». Библия, бывшая в X V I I в. внамекен б у р ж у а з н о й революции, в X V I I I в. в условиях немецкой действительности не могла играть подобной роли, поскольку немецкий пиетизм, в отличие от пуритан ства, не был силой, враждебной самодержа вию. Доминирующая в «Мессиаде», этом крупнейшей лит-ом памятнике германского •иетивма, идея покорности высшей, lie- ©« зе, повествовать в гимнической форме о про исходящих событиях. В период создания «Мессиады» К. не по кидал интерес к сюжетам us священного писания, о чем свидетельствуют его траге дии: «Adams T o d * (Смерть Адама, 1757), •Salomo» (Соломон, 1764) и «Davld» (Давид, 1772), в к-рых воплощается все та ж о идея смирения, осложняемая создающей трагиче скую ситуацию проблемой своеволия. Муд рость трагедии *Давид> заключена в словах п р о р о к а Натана: «Отречемся от посягательств на волю судии». Здесь же мы встречаемся с популярным в эпоху Б а р о к к о мотивом бренности человеческого «я», приравнива емого п р а х у , тлену (Натан: «Мы npaxl что пред тобой, всемогущий бог, человек, сын Адама»! Давид: « О , гордость безумного не счастного праха!)». В трагедии «Соломон» возникает предвосхищающий Фауста Гете образ мудреца, разочаровавшегося в позна вательных способностях рассудка и воскли цающего: «Л устал продаваться изыска ниям! Я устал ползать по лабиринту мысли и не находить света, ничего, что бы походило на истину!» Это—первые вспышки немецкого иррационализма X V I I I в. Связанные общ ностью проблем и лит-ого источника, биб лейские проиаведепин К . (включая «Месснаду») образуют itaic бы некоторый завер шенный пласт творчества поэта. Сюда следу ет также отнести и его многочисленные ду ховные песнопения. Другой пласт составляют произведения, могущие быть названными патриотическими— драматичесналтрнлогия:«НегтаппзйсЫасЬЬ (Битва в Тевтобургскомлесу,17вб).« Hermann und die Furslen> (Армииий и к н я з ь я , 1784), «Неггааппе T o d * (Смерть Армнния, 1787),— оды, в которых К. пытается не только реа билитировать немецкую культуру раскры тием ее огромного исторического значения, но и воссоздать дух древнегермапской поэ зии, интерес к к-рой, по его мнению, должен вытеснить склонность отечественных писа телей к традициям античной лит-ры. Ч р е з вычайная популярность К. в период «Бури и натиска» в большой степени основывалась на его энтузиастическом культе националь ной старины, к-рый импонировал передовым представителям немецкого бюргерства, по мере своего подъема все болев интересовав шегося культурно-исторической генеалогией Германии. А поскольку хранителем класси ческих традиций был известный своим прид ворным сервилизмом Готтшед, антиклас сические выступления К.,—дающего в оде sFurslenlob* (17751 клятву «никогда не оск вернять муау придворной лестью».— имели значение скрытой политической демонстра ции. Неслучайно в бардитах [от Bardltus (см.)]—так К. назвал свои драмы, посвящен ные истории полноводцаАрминия (Hermann), вождя херусков — римская государствен ность символизирована топорами палачей, римляне названы робами тирана, германцы ж е противопоставлены им в качестве свобод ного, не знающего гнета тирании племени. i •а л t i e , foo Gurt фетиша titmmrrtt. 1749. Титульный лист 1-ю изв. трех Катальных доступной человеческому рассудку мудро сти не могла надолго увлечь бюргерскую ауд1ггорию, постепенно освобождавшуюся от влияния пиетисте кой идеологии, чем и объясняется падение интереса ко 2-й ча сти поэмы, прошедшей почти незамеченной. Х а р а к т е р н о , что герои поэмы ( Х р и с т о с и его приближенные, падший ангел Аббадопа и др.) по сущестпу чрезвычайно пас сивны, они не столько действуют, сколько следят за действием, уподобляясь неподвиж ным зеркалам, отражающим вне их растущее движение. Любимый прием Н л о п ш т о к а — заставить своего героя, застывшего в экста