Главная \ Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Социализм \ 351-400

* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
507 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70 —80 гг. 508 побывав сначала в инженерном и возму тившись какой-то противной военщиной там, пошли в технологический, где было проще, и поступили оба туда. Нас еще прельщало и то, что технолог мог прино сить пользу больше обществу, стране, на роду, а не царскому режиму. В гимназии у нас был уже кружок революционно настроенных гимназистов, и вообще бродил вольный дух, проявлявшийся и в том, что тихонько ходили в театр, когда там читался „Парадный подъезд" Некрасова, шел „Иван Грозный" или „Горе от ума", У нас вначале были сюртуки с красным воротником, светлыми пуговицами, ко по том ввели черные сюртуки; однако, быстро одумавшись, вместе с классицизмом снова завели форму со светлыми пуговицами. Но мы, старики (шестой, седьмой класс), под влиянием этого вольного духа и не подумали надеть новую форму, крепко уцепясь за черный сюртук. Далее, у нас в большом презрении была погоня за карье рой, и, напротив, честная служба на поль зу народа считалась обязательной. Конечно, не у всех был такой взгляд, конечно, и у тех, что говорили так, он не представлял ясно определенного взгляда. Все это были лишь отзвуки того, что проводилось тогда в легальной либеральной литературе, но и это было хорошо, и благодаря этому многие шли потом в революционеры. Будучи в уездном училище, на канику лах я с охотой пользовался его библиотекой и тут познакомился с Гоголем и полным изданием Робинзона Крузо, но, перейдя в гимназию, помню, только однажды удалось мне добыть о Гарибальди из гимназ. би блиотеки, да в 7-м классе стал давать один пансионер - товарищ какой - то журнал. В городе же сначала не было частной би блиотеки, и я пробавлялся лишь случайно попадавшими книгами и журналами, но в очень ограниченном количестве. Когда я был еще во 2-м классе, более взрослые,— а в то время у нас бывали такие, что из 2-го класса поступали в юнкера,—задумали как-то по вечерам устраивать при гимназии в пустом классе чтение Тургенева, Гонча рова. Но это скоро прекратилось—веро ятно, начальство узнало и запретило. Вот и весь умственный багаж, заполученный мной за время ученья в Ставрополе. В доме у нас был Лермонтова „Кавказ ский пленник" и .Мцыри," басни Крылова, хрестоматия Филонова и евангелие. Читая и перечитывая их много раз, то увлекался Кавказом, мечтал о разных похождениях, борьбе с барсами, то придумывал басни на манер Крылова, то весь уходил в борьбу Малороссии с Польшей, зачитываясь Тарасом Бульбой в хрестоматии Филонова, и, главное, много дало мне евангелие. Тут я глубоко впитал в себя и то, что надо крепко стоять за други своя и не пожа леть души своей ради них, что правды ради должен претерпеть и битье, и из гнание, даже смерть. Люби други, как сам себя; не пожалей для него и последней рубахи; остави мать, отца ради правды, т.-е. ради революции. Вот что дало чтение еван гелия, а его меня частенько заставляла матушка читать по воскресеньям. И я, если пошел в революцию, то могу с уверен ностью сказать, что сделал я это главным образом под влиянием учения евангелия— нагорной проповеди. Она-то помогала „вольным духом" проникаться. В Технологическом институте ни я, ни товарищ не увлеклись техническими на уками. Я был занят уроками, товарищ— чтением книг. Раза два по целому месяцу нам пришлось пережить, можно сказать, полуголодовку, а именно проживать на еду не более 4-х, 5-ти копеек в день. Мы поку пали кровяную колбасу в 3 к. и фунт чер ного хлеба за 2 к., не то за 4 к. имели тарел ку супу без мяса с хлебом. Такая вещь слу чалась потому, что товарищ, получая сразу сто рублей на четыре месяца, ухитрялся их спустить месяца в два, затем месяц мы пробивались, закладывая часы, золотые очки товарища, чей-либо сюртук, и в та ком случае одному из нас приходилось си деть дома. Летом 1871 года был назначен процесс нечаевцев — товарищей Нечаева, скрывше гося в Швейцарию. Мы с товарищем и еще с тремя ставропольцами пошли на этот про цесс. Чуть свет надо было итти, ибо интерес к этому процессу был таков, что некоторые студенты, дабы попасть в очередь, ночевали даже во дворе суда. Для нас это был пер вый политический процесс, и на нас про извело сильное впечатление, что подсуди мые не оправдывались, а, напротив, сами обвиняли правительство и в злоупотребле ниях и в том, что оно, давая по виду на бу маге либеральные реформы, на деле пре вращало их в новые способы угнетения. Тут же мы узнали, что порядки в москов ской Петровско-Разумовской земледельче ской академии—откуда бы ло большинство судившихся — замечательно либеральные, будучи взягы откуда-то из-за границы. „Едем в Петровку!", заговорили мы все вдруг и, быстро порешив на этом, двину лись в Москву, чтоб поступить осенью в академию. Нас потянуло туда, во-первых, то, что там порядки более хорошие, а вовторых, то, что, будучи агрономами, мы можем принести большую пользу народу, науча его лучшим приемам. Играло, конеч но, и желание посмотреть места, где впер вые возникла такая крупная революцион ная организация, как нечаевщина, где свершилось дело Иванова. Ну, вот и Петровская платформа. Мы