* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Теория психоанализа. Понятие символа а) вместо действия может произойти пробное действие с небольшими квантами энергии. Вначале все можно проиграть "в уме", прежде чем произойдет само действие; б) обращение к символам приводит к появлению фактора отсрочки, типичного для высших, то есть вторичных процессов» (там же, 98). Таким образом, если определенная форма интеракции, равно как и область пре-зентативной символики, по сути, подчиняются первично-процессуальному принципу реагирования в форме слепой схемы стимул—реакция и тем самым привязана к определенным пусковым механизмам, то символическая форма интеракции в качестве дискурсивной символики относится к области вторичных процессов, которые, разумеется, также нуждаются в пусковых механизмах (психический детерминизм!), но все же не подчиняется слепому принуждению к действию, а, с одной стороны, благодаря пробным действиям добиваются отсрочки, с другой — могут реализовы-вать инстинктивные желания в наиболее свободных от противоречий сферах. Подобное, однако, возможно лишь до тех пор, пока не возникает необходимость уладить противоречие, то есть пока требования влечений в той или иной производной форме еще могут найти удовлетворение. В определенный момент развития ребенка формы интеракции, которые ребенок стремится сохранить, вступают — по крайней мере в большинстве обществ — в серьезный конфликт с фигурами интеракции, предлагаемыми родителями. Под влиянием присущей нам формы основанного на обмене «собственнического индивидуализма» («сделаешь это, то и я тоже», «это мне, а это тебе» и т.д.) и под воздействием развивающейся организации психических требований (которые теперь уже являются требованиями к генитально-сексуальной телесной организации) одновременно находят выражение следующие символические элементы, которые в данной форме сосуществовать не могут, например: а) «я люблю мать, потому что она делает со мной такие приятные вещи»; б) «я ненавижу мать, потому что она плохо относится к моему телу (моей сексуальной организации), явно предпочитает моему телу тело отца»; или: а) «я люблю отца, потому что он делает со мной такие приятные вещи»; б) «я ненавижу отца, потому что он имеет с матерью "более тесный" контакт, чем я, а мне этот контакт запрещает». На языке символики подобные репрезентации выглядят, правда, совершенно иначе; для символической репрезентации формулировка обиходных выражений — крайняя мера. Разумеется, ребенок не может бесконечно терпеть эту амбивалентность. Эдипов конфликт (см. статью А. Холдера) проявляется в социальной сфере как несовместимость между предшествующими социализированными требованиями влечений (то есть формами интеракции) и появляющимися в этой фазе общественными нормативными представлениями, которые превратились в структуру родительского поведения. Ребенку это представляется таким образом, что его формы интеракции противоречат существующим интеракциям и тем самым ставят под сомнение достижение удовольствия. Несовместимость этих требований (с одной стороны, возникающих из формы интеракции, которую представляет ребенок: «я хочу, чтобы у меня был более интенсивный контакт с матерью, а именно там, где я испытываю наибольшее удовольствие», а с другой стороны, требований интеракций, которые предъявляются ребенку: «тебе не положено сближаться с матерью подобным образом, иначе она [и отец] не будут тебя любить») вынуждает разрешить конфликт, который, согласно модели инкорпорации противоречий, полностью осознать уже невозможно. 564